Лорел Гамильтон - Поцелуй смерти [Litres]

Клодия прикрыла арсенал и плечи ветровкой, так что не очень напугала полицейских. Мне нравилось, что она тоже женщина, и что вид у нее грозный, полностью соответствующий действительности: я слишком невелика, чтобы пугать народ одним только своим появлением.

Гордость смотрелся рядом с ней золотой тенью ее темной красоты. У него рост шесть футов с дюймом против мефистофельских шести с тремя. Волосы короткие, волнистые, закрывают уши и еще на дюйм опускаются. Подбородок поуже, чем у Дьявола, и глаза светло-золотистые – не карие и не настолько темные, чтобы это был волчий или львиный янтарь. Я спросила Гордость, что у него написано в водительском удостоверении, и он сказал – карие, но это было вранье. Как Натэниела заставили в удостоверении написать голубые, потому что вариант «лавандовые» не рассматривался. Стандарты слишком узки для мужчин моей жизни, и даже для тех, кто просто на меня работает.

Гордость красив, широкоплеч, спортивен и достаточно умелый как с оружием, так и без него, чтобы Клодия не возражала иметь его своим напарником. Более высокой похвалы у нее не было. Но если честно, два главных достоинства Гордости сегодня состояли в том, что он не мой любовник, и ни с кем у него нет особых отношений, а при этом он прекрасен. Я надеялась сейчас как-то ориентировать его в направлении детектива Арнет, Милли и всех прочих сотрудниц, отвлечь их от моих бойфрендов. Может, я даже смогу снять часть давления с Брайса, хотя, если честно, главный мой интерес связан со мной. Брайс новичок, и никакая любовь его жизни не подвергается угрозам со стороны Арнет. Она начинала меня слегка пугать, а напугать меня – дело нелегкое.

У Гордости единственный серьезный недостаток: он не флиртует. Может ухаживать, встречаться, но на легкий флирт положительно неспособен. Но у прочих золотых тигров, с которыми я не сплю, свои пунктики: один – горяч как порох, другой – серьезный историк, и свои книги любит больше всего на свете, а последний выискивает другой поцелуй вампиров, где тигры будут основным зверем зова для мастера города. Значит, остается Гордость.

Со мной их было двое, и они шли по бокам чуть позади меня. Гордость сказал мне:

– И все равно не хочется мне быть твоим жертвенным ягненком для этих волчиц на работе. Шип куда лучше меня флиртует.

– Он психованный. Даже рядом с моей работой он мне не нужен.

– У Гнева очень ровный характер.

– А этот так глубоко ушел в свою роль историка «Арлекина», что себя забыл, не то что девушек.

– Ему книги нравятся больше всех женщин, – сказала Клодия.

Мы с Гордостью просто кивнули, но я посмотрела на Клодию и спросила:

– Ты пыталась с ним завести роман?

Она покраснела – второй раз за все время, что я ее знаю, и оба раза – когда я спрашивала ее насчет романов.

– Пыталась, – заключила я.

Гордость сбился со своего обычного ровного шага:

– Гнев? Почему именно он?

Тут я поняла, что Гордость на нее поглядывал и по крайней мере подумывал. Подумывал о ней как о женщине.

– Он не из охраны, но в опасной ситуации не растеряется. Я не хочу романа с потенциальной жертвой, но и с другим охранником или наемником тоже не хочу. Они сразу начинают мериться, кто лучше.

– Мериться с тобой? – спросила я.

– Ага.

– Мне нравятся женщины, которые от меня не отстают, – сказал Гордость.

Клодия посмотрела на него поверх моей головы, а я смотрела, как она на него смотрит.

– А я про тебя решила, что ты из тех, кто обязательно должен быть выше.

– Люблю быть лучшим, но это для меня не обязательно.

– Запомню, – сказала она, и голос прозвучал задумчиво.

Я почувствовала очень чуждую мне тягу их сосватать. Никогда этого не делала, но вдруг это показалось мне очень интересным. Если бы Клодия не намекнула, что у нее есть постоянный любовник, я бы сейчас пошла дальше, но мысль была слишком нова. Надо добыть больше информации перед тем, как сделать что-нибудь глупое. Или полезное. Я оставила эту мысль, а тем временем Гордость и Клодия одновременно потянулись к ручке двери и посмотрели друг на друга неуступчивым взглядом.

– Вот видишь? – сказала она.

Он слегка поклонился и шагнул назад, давая ей открыть для меня дверь. Мужественное лицо было красиво той надменной, почти гневной красотой, которую он использовал в качестве коповского лица. Каковы бы ни были его чувства, выражать их он не собирался.

Я вошла в дверь, оставив Клодию смотреть на него, будто раньше она его толком не видела. В разгар ловли преступников можно себе позволить немножко романтики, и для разнообразия – абсолютно без моего участия.

Класс.

Клодии и Гордости пришлось сдать оружие, и любезный сотрудник полиции запер его в сейф. Клодия уже однажды через это проходила. Тогда я сделала вид, что мы две девушки пошли по магазинам и пострелять в тир, и тут меня срочно вызвали. На этот раз я и притвориться не могла – было видно, кто они такие. Телохранители. Мои телохранители.

Зебровски подтянул стул, чтобы Клодия могла сесть рядом с его столом. Отпустил ей достаточно развязный комплимент. Клодия посмотрела на него с высоты своего роста – внушительно, потому что сам он пять футов восемь дюймов. Стояла и смотрела самым своим уничтожающим взглядом, пока он не ухмыльнулся так, что у нее уголок рта дернулся, и она едва не улыбнулась сама. Посмотрела на меня через всю комнату:

– Он же абсолютно не всерьез?

– Абсолютно, – кивнула я.

– Эй! – возразил Зебровски. – Я возмущен! Я серьезен в каждом слове. Клянусь, что я развратник!

И он поднял руку, будто давал присягу в суде.

Мы обе рассмеялись, он улыбался. Зебровски – он такой.

Гордость был приглашен сесть с детективом Тамми Рейнольдс, женой Ларри. Сперва я удивилась, но Тамми никогда не была со мной так сурова, как Ларри, – отчасти потому, что ее какое-то время не было. Она природная колдунья, экстрасенс, и Церковь нашла место таким людям в качестве своего рода воинов священной войны. Они свои способности направили на помощь Церкви в борьбе с Сатаной в любых его формах. Очень многие колдуны пошли в полицию или в социальные работники. Тамми брала год отпуска, когда сидела с дочкой, а потом ее перевели в Противоестественный отдел ФБР. Только пару недель тому назад она вернулась.

Длинные русые волосы она завязала в строгий хвост. На ней был юбочный коричневый костюм с белой блузкой на пуговицах, такой же солидный, как прическа и отсутствие косметики. Она хорошенькая, но такая одежда никого не красит. При своих пяти футах восьми дюймах она на дюйм выше своего мужа, и мне очень всегда нравилось, что у нее по этому поводу никаких проблем.